Как только фарфоровый завод начал выпускать первую удовлетворительную продукцию, на изделиях появились клейма. В первых клеймах ставили букву W, обозначающую первую букву фамилии Виноградова, и указывали год изготовления.

Клеймо ставили до нанесения глазури синей краской. Поскольку никаких стандартов относительно размера, наклона, формы букв и цифр в то время просто не существовало, клейма отличались по технике исполнения и зависели от почерка и настроения мастера.

Кроме года изготовления в клеймах указывали и конкретную дату или номер рецептуры фарфоровой массы.

Также на дошедших до нашего времени изделиях встречается золотое рельефное клеймо, в котором кроме года изготовления и буквы W встречается сокращение «С.П.Б.», обозначающее Санкт-Петербург, то есть место производства данного изделия.

И всё же Виноградов по-прежнему продолжал трудиться. Больше жизни полюбил он своё дело. И радовался каждой новой удаче.
Первый русский столовый сервиз был сделан Виноградовым по заказу царицы. Многие предметы из него сохранились до наших дней. Тарелки украшала золотая сетка, а на вазах, соусниках, фруктовницах пестрели гирлянды фарфоровых цветов.

Табакерка в виде «комода» с изображением мопсов на крышке. 1752 г.
За ним появился чайный сервиз, весь позолоченный, и затейливо разрисованные фарфоровые табакерки —они тогда были в большой моде. Особенно известна одна —табакерка с мопсами. На внутренней стороне её крышки нарисованы три мопса. Двое из них держат зеркало, третий смотрит в него, любуясь своим отражением. А снаружи цветы, веточки роз. Табакерка тоже была собственностью Елизаветы.
Хотя сделанная на заводе посуда в продажу не поступала, шла только в царский дворец да во дворцы самых важных вельмож, спрос на неё всё увеличивался, и на заводе с каждым годом требовалось всё больше рабочих рук. Среди рабочих было много подростков, и Дмитрий Иванович всегда находил время, чтобы показать им, что и как нужно делать.

Только беда, всё чаще стал болеть Виноградов. Непосильный труд, огорчения и обиды, не слишком сытая жизнь подорвали его здоровье.
Уже совсем больной, он продолжал работать на заводе, а ночами писал книгу.

Решил всё, что знал о порцелине, о его произ водстве, рассказать тем, кто будет продолжать его дело, чтобы не повторяли они его ошибок, не искали заново то, что он уже нашёл с таким трудом. Назвал он свою книгу «обстоятельное описание чистого порцелина, как оный в России делается».

Виноградов не сделал из своего изобретения секрета, щедро подарил его людям. И люди его не забыли.

Там, где когда то, среди болот и топей, стояли жалкие постройки порцелинового завода, сейчас
шумит город. А на месте деревянных домишек поднялись корпуса нового, старейшего в нашей стране фарфорового завода.

На стене главного корпуса, у входа на завод, прикреплена белая мраморная доска. На ней золотыми буквами написано:

Кружка с крышкой. Мастер Д.И. Виноградов. 1750-е гг

Понравилась Елизавете посуда. И на завод полетели срочные заказы: новые чашки, табакерки, сервизы… Сделать всё это так быстро, как от него требовалось, Виноградов не мог. А спрашивала царица с Черкасова. И Черкасов всё чаще раздражался, злился на Дмитрия Ивановича. Если бы призадумался, он, быть может, и понял бы, что дело новое, что ещё многому нужно научиться, многое не раз проверить, а подчас и по нескольку раз переделать.

Виноградову хотелось, чтобы фарфор получался всё лучше. Для этого тоже требовалось время.

Табакерка в виде яблока с надписью  «Пастух и пряха». Мастер Д.И. Виноградов. 1750-е гг

Но у важного барина Черкасова,видимо, не было ни желания, ни времени над этим задумываться. Он решил, что все задержки происходят оттого, что Виноградов ленив, недостаточно старателен, отлынивает от работы.
Чтобы следить за тем, что и как делается на заводе, чтобы заставить Виноградова торопиться, Черкасов прислал на завод некоего полковника Хвостова начальником над Виноградовым.

Хвостов был человеком на редкость грубым. И совсем не образованным. Бывало, Виноградов смешивает краски, либо пробует новый состав глазури, а Хвостов тут как тут:

— Чего не работаете, время тратите попусту.

Или присядет Дмитрий Иванович за стол, какую-нибудь запись в тетради своей памятной проверить, снова окрик:

— Зачем от печи отошли? Вам тут не с бумажками заниматься велено, а порцелин для матушки-государыни делать.

Скульптура «Д.И. Виноградов». Скульптор Г.Б. Садиков, художник Л.И. Лебединская. ЛФЗ. 1970-1975 гг

Однажды не сдержался Винеградов, тоже голос поднял, всё, что он о Хвостове думал, ему выложил. Важный полковник при такой дерзости от злости чуть не задохнулся. Побагровел, глаза выпучил, указывает на Виноградова солдатам, кричит:
— Запереть этого бунтаря в его комнате! Поставить возле дверей караул. А станет шуметь, выпороть и на цепь посадить!

Виноградов написал Черкасону жалобу:

«Не могу я так дальше жить и работать. За что ни примусь, всё из рук валится. Я объявлен арестантом. Я должен показывать рабочим, что и как делать, а повинуются они другому. Меня же грозят вязать и бить без всякой причины».
Думаете, Черкасов после этого убрал Хвостова с завода? Ничуть не бывало. Вызвал он его к себе,
говорит:

— Ты должен за Виноградовым смотрение иметь неослабное. Если заупрямится—держи под караулом.

Вот какую награду получил за свои труды Виноградов.

1748 год—год рождения русского фарфора. Когда Виноградов наконец добился полного успеха, на завод приехал сам Черкасов. Осмотрел сделанную посуду, покрытую уже не серой, а белоснежной глазурью, расписанную яркими красками. Даже покраснел от удовольствия. Потом велел осторожно упаковать посуду в ящик, взял её и умчался в Петербург.

Приехав домой, он переоделся в свой самый парадный мундир, велел подать самую парадную карету и поскакал во дворец. Там он прошёл прямо в покои царицы, низко-низко ей поклонился и торжественно произнёс:

— Ваше императорское величество! Выполнил я ваше повеление. Есть отныне в России свой порцелин, не хуже саксонского. Не откажите в милости, примите первую порцелиновую посуду!

Чаша с виноградной лозой. Мастер Д.И. Виноградов. 1749 г.

Обрадовалась Елизавета. И на радостях щедро наградила Черкасова. А Виноградов? Виноградове Черкасов и не вспомнил, даже не упомянул его имени. А царица не спросила. Её пожелание выполнили, а кто и как это сделал, её не интересовало.

После огромного количества экспериментов Виноградову удалось получить отличный фарфор, который мог сравниться с мейсенскими работами. Чтобы потомкам не пришлось «вновь того в поте лица» искать, свои открытия первооткрыватель русского фарфора изложил в рукописях, прибегая к шифрованию.

Виноградов не только открыл секрет изготовления фарфора, но и исследовал разные месторождения глин, написал инструкции по промывке глин, экспериментировал с разными видами топлива для обжига изделий, сам разрабатывал проекты печей и горнов, а затем руководил их строительством, сам же открыл формулы красок для росписи по фарфору и занимался другими вопросами. Одновременно с организацией всего производства Виноградов готовил специалистов разного уровня по изготовлению и росписи фарфора.
Таким образом, за несколько лет работы в тяжелейших условиях Виноградову удалось не просто открыть тайну изготовления фарфора и глазури для росписи, но и создать завод с налаженным фарфоровым производством. На порцелиновой мануфактуре, созданной Виноградовым, выпускали изделия ко Двору, которые императрица часто использовала в качестве дипломатических подарков.

Пробная чаша Д.И. Виноградова. Невская порцелиновая  мануфактура. Около 1747 г.

К этому времени Дмитрий Иванович уже убедился, что «мыловка» для порцелина вовсе не годится. Другое дело — «песчанка», на неё у него все надежды. Но и из одной «песчанки» фарфора не сделать. Виноградов был горным инженером, знал свойства и особенности различных горных пород, не вслепую работал. Стал он проверять те камни, которые считал нужным добавить, раздробив, к глине, чтобы ПОЛУЧИТЬ порцелин.
Винеградов попросил Черкасова прислать на завод два сорта белой глины: из Гжели «песчанку», а ещё одну из под города Оренбурга. И камни просил на завод доставить: кварц, наилучший, самый чистый—из Олонецкой губернии, да алебастр— из—под Казани, да камень самый твёрдый — для жерновов, чтобы кварц и алебастр перемалывать в муку.

Всё нужно было обдумать, до всего самому додуматься.

В одной тетради рядом с описанием опытов записал Дмитрий Иванович и свои невесёлые мысли. Жаловался, что не было рядом с ним человека,
который мог бы ему что-нибудь полезное показать или посоветовать.

Не день, не месяц, а два долгих года продолжал Виноградов ставить
опыты. Оказалось, мало знать, какие глины для порцелина самые хорошие, что к этим глинам нужно добавлять. Необходимо было точно отмерить и отвесить, сколько чего положить в порцелиновое тесто.

И ещё нужно было узнать, когда порцелиновое тесто в печь ставить, когда печь должна быть только тёплой, а когда в ней необходим наибольший жар.

Печь пришлось ставить новую, старая не годилась. В тетрадях Виноградова сохранился рисунок печи, им самим придуманной.

Пришёл день, когда Дмитрий Иванович убедился: недаром столько времени он потратил. Недаром всё, что делал,— записывал. Сейчас он уже
точно знал, сколько, чего и как в порцелиновое тесто положить, как слепить из него чашку или другую посуду, как её обжигать.

И вот последняя проба. Сделана маленькая чашечка. Не высокая. Даже без ручки. Осторожно опустили её В глиняный горшочек-капсулу. Помощники Виноградова развели огонь. Поставили капсулу в печь. Не один час прошёл, пока Виноградов решил, что настало время вынимать из печи его изделие. Вынули, а чашка как огонь горячая. Снова жди, пока охладится. Не хватило у Виноградова терпения, обжигая пальцы, вынул он её из горшочка, чуть дыша поставил на ладонь.

Чашка неказиста. Она покрыта глазурью не чисто белой, а чуть сероватой. И форма у неё самая
простая, обыкновенная.

Виноградов осторожно ударяет по ней ногтем. В избе раздаётся чуть слышный звон. Точно зазвенел маленький колокольчик.

Дмитрий Иванович осторожно сжимает пальцами чашку и так на неё смотрит, точно во всём
свете не найти посуды лучше и краше. Ведь в его руках первая фарфоровая посудинка, сделанная
в России, его изобретение, его труд!

Возвратясь из Москвы, в первое время Гунгер и Виноградов вместе думали и решили, что им на порцелиновом заводе нужно устроить и построить.
Гунгер говорил Виноградову, что до приезда в Россию он побывал во многих странах, на многих заводах, а потому знает, что и как на петербургском заводе нужно сделать. Но о том, как и из чего делают порцелин, он не рассказывал. А спросит его Дмитрий Иванович, Гунгер от ответа увиливает, о другом заводит речь. Когда же Гунгер начал готовить первые пробы порцелинового теста, то всё норовил сделать сам и только сам, без Виноградова.

«Видно, не хочет он мне свои секреты открыть. Что ж, придётся самому искать их разгадку»,— решил Виноградов.
Недаром было у Дмитрия Ивановича много книг. Стал он их читать. Всё, что могло пригодиться для порцелинового дела, выписывал в тетрадки, одно прочитанное сравнивал с другим, одну запись с другой. Записи приходилось делать на смеси латинского, немецкого, древнееврейского и других языков, чтобы рецепт фарфора оставался в строжайшем секрете. А потом начал ставить опыты, пробовать глины, в первую очередь, привезённые из Гжели «мыловку» и «песчанку». Стал подбирать глину, из которой можно сделать капсулы, чтобы в них посуду обжигать.

У Гунгера между тем дело не ладилось. Когда наконец слепил он первую посудину и обжёг её в печи, она оказалась совсем не фарфоровой, на фарфор даже не похожей. Обычный глиняный горшок.
Так прошло два года. Гунгер не продвинулся в работе, всё у него одни неудачи, и всегда выходило, что по чужой вине.
— Глины у вас плохие‚-жаловался он Черкасову,— дрова для обжига никудышные, а все люди ленивые, бестолковые.
Надоело Черкасову ждать обещанный порцелин. Понял он, что Гунгер не мастер, а обманщик, и прогнал его с завода. Старшим над всеми работами остался Виноградов.

В то время в Москве жил купец Афанасий Кириллович Гребенщиков. Было у него трое сыновей—Пётр, Андрей и Иван. Собрал он их однажды и говорит:
— Глина—товар дешёвый, а хорошая посуда из глины, к примеру фаянсовая—её больше из
чужих стран привозят,—дорогой товар. 0 порцелине и говорить нечего, чуть не на вес золота продаётся. Выгодное это дело…

Сыновья сообразили, что их отец задумал, и спрашивают:

— А где же нам, батюшка, ваять такую глину, чтобы из неё хорошая посуда получалась? Аль такое место знаете?

— Не знал бы, не говорил. Недалеко от Москвы, в Гжельском уезде, есть замечательные белые глины. Одна, что посуше, называется «песчанкой», другая, пожирнее— «мыловкой». Сказынали мне люди, что из этих глин особенный кирпич делают, даже для печей в царском дворце. И посуда из неё получается. Совсем даже не плохая. Простая, конечно. А мы попробуем получше сделать.

Прошло немного времени, и Гребенщиковы, отец с сыновьями, построили в Москве небольшой
заводик, стали на нём делать фаянсовую посуду:
красивые тарелки, миски и кружки, расписанные особенным узором. Гребенщиковы сами этот узор
придумали. Правда, тяжеловата была их посуда, стенки у неё были толстые, да что поделаешь—
фаянс. Тем не менее люди её охотно покупали, немалые деньги за неё платили.

Периодом расцвета завода Гребенщикова принято считать 50-е гг. XVIII века. Производство просуществовало до 1773 года – в этот год завод прекратил свое существование, так как не мог больше конкурировать с майоликой заводов Гжели XVIII века.

Клейма Гребенщикова:

стоящие рядом большие синие буквы «М», «Ф» и букву «А», соединенную с буквой «Г».

Стал Афанасий Кириллович с сыновьями, как говорится, жить да поживать, добра наживать. Только младший, Иван, никак не успокоится. Целыми днями пропадает на заводе. Мечтает научиться делать порцелин. Всё с глиняным тестом возится, ни о чём другом и не думает.
— Да брось ты, Ванюша, блажить‚— не раз говорил ему отец.— Сам видишь, порцелиновое дело не нашего ума.

Но не мог Иван отказаться от своей мечты. Как сказочную Жар—птицу, искал разгадку китайского и саксонского секретов.

К Афанасию Кирилловичу Гребенщикову и послал Черкасов Гунгера и Виноградова. Чтобы посмотрели они гжельские глины, чтобы узнали, можно ли из них делать порцелин.
Приехали, познакомились. Виноградов вежливо Гребенщиковых расспрашивает, интересуется, как, что и из чего они делают.

Афанасий Кириллович повёз гостей в места, где копали глину. Иван попросился с ними поехать. Интересно ему было посмотреть на человека, который постиг секрет изготовления порцелина.

Дмитрий Иванович взял на пробу немного «мыловки», немного «песчанки». А Гунгер, какую бы глину ему ни показывали, только отмахивался: дескать, не годится. Наконец приказал, чтобы ему на завод отправили «мыловку».

Видя, как Гунгер важничает, Иван Гребенщиков даже оробел.

—— Видно, знатный мастер—шепчет отцу,— сразу заметно, что он всё знает о порцелине.

В нашей стране много красивых городов, и один из красивейших— Петербург. С каждым годом город растёт, расширяется. И сейчас, понятно, во много раз больше, чем был тогда, когда началась история русского фарфора. Например, если доехать в метро до станции «Ломоносовская», попадёшь
в ту часть, где в прошлом не было никакого города, только лес да вокруг него заболоченные луга и топи.
Лишь в одном месте, на берегу Невы, виднелись старые, деревянные постройки с дырявыми крышами и подслеповатыми оконцами.

Это был кирпичный завод. Черкасов решил использовать его, чтобы не тратить время на постройку нового, порцелинового завода. Авось там найдутся и подходящие печи для обжига порцелина, и люди, умеющие обращаться с глиной.

Стали ждать приезда Гунгера. А покуда он ехал, Черкасов надумал подыскать ему помощника. Не приезжего, а своего, русского. Чтобы он знал толк в глинах и разных камнях, а у Гунгера получился, перенял его мастерство.

Где такого найти?

Обратился Черкасов к управляющему всеми горными делами, объяснил, кто и для чего ему нужен. А тот отвечает:

— Есть у меня нужный человек: Виноградов Дмитрий Иванович. Он и в Москве, и в Петербурге учился, а потом три года за границей горное дело изучал. Мы его в горные инженеры определили.

— А хорошо он в своём деле разбирается?
— Сколько я знаю людей, даже тех, кого мы из-за границы приглашаем, так ни один из них Виноградова не превзошёл в горной науке. В этом деле ему равных нет.

Виноградов приехал на будущий порцелиновый завод. Ему отвели комнатушку в одном из домиков. Комнатушка была холодная, на стенах проступали пятна сырости.

Виноградов выбрал стену посуше и возле неё сложил свои книги. Книг у него было много. Не только на русском, но и на английском, французском, немецком языках и даже на латинском.

Стояла зима, и Дмитрий Иванович, закутавшись в шинель,прогуливался, не замечая мороза.
Он думал о том времени, когда тут зашумит жизнь, а холодные строения обогреет жар печей, в которых Гунгер и он будут обжигать прекрасную порцелиновую посуду.

С нетерпением ждал он встречи с известным мастером, у которого надеялся многому научиться.
Наконец прикатил долгожданный гость. Он едва кивнул Виноградову и тут же начал ворчать по поводу того, что завод в глуши, что жить ему в какой-то хибаре, а не в красивом каменном доме.

А через несколько дней Черкасов велел Гунгеру и Виноградову не мешкая ехать в Москву.