Возвратясь из Москвы, в первое время Гунгер и Виноградов вместе думали и решили, что им на порцелиновом заводе нужно устроить и построить.
Гунгер говорил Виноградову, что до приезда в Россию он побывал во многих странах, на многих заводах, а потому знает, что и как на петербургском заводе нужно сделать. Но о том, как и из чего делают порцелин, он не рассказывал. А спросит его Дмитрий Иванович, Гунгер от ответа увиливает, о другом заводит речь. Когда же Гунгер начал готовить первые пробы порцелинового теста, то всё норовил сделать сам и только сам, без Виноградова.

«Видно, не хочет он мне свои секреты открыть. Что ж, придётся самому искать их разгадку»,— решил Виноградов.
Недаром было у Дмитрия Ивановича много книг. Стал он их читать. Всё, что могло пригодиться для порцелинового дела, выписывал в тетрадки, одно прочитанное сравнивал с другим, одну запись с другой. Записи приходилось делать на смеси латинского, немецкого, древнееврейского и других языков, чтобы рецепт фарфора оставался в строжайшем секрете. А потом начал ставить опыты, пробовать глины, в первую очередь, привезённые из Гжели «мыловку» и «песчанку». Стал подбирать глину, из которой можно сделать капсулы, чтобы в них посуду обжигать.

У Гунгера между тем дело не ладилось. Когда наконец слепил он первую посудину и обжёг её в печи, она оказалась совсем не фарфоровой, на фарфор даже не похожей. Обычный глиняный горшок.
Так прошло два года. Гунгер не продвинулся в работе, всё у него одни неудачи, и всегда выходило, что по чужой вине.
— Глины у вас плохие‚-жаловался он Черкасову,— дрова для обжига никудышные, а все люди ленивые, бестолковые.
Надоело Черкасову ждать обещанный порцелин. Понял он, что Гунгер не мастер, а обманщик, и прогнал его с завода. Старшим над всеми работами остался Виноградов.